Фотография девушки, лицо которой в крови, быстро облетела социальные сети. В комментариях многие волновались: откуда у нее эта травма, как она себя чувствует и что будет с этим делать. Мы нашли героиню этого снимка и задали ей все эти вопросы.
Аня Черкас бодрится и сразу обозначает:
— Картинка оказалась страшнее, чем реальная травма. Голова болит, только когда я улыбаюсь. Я дома и чувствую себя, если отмести моральную составляющую, нормально.
Травму Аня получила 11 октября во время задержаний в районе проспекта Машерова. Говорит, что, по ее тогдашним ощущениям, стычка с представителями силовых структур длилась долго. А потом нашла видео в Сети и поняла: всё случилось за считаные секунды.
— Нас оттеснили с участка у гостиницы «Планета», — пытается восстановить хронологию событий девушка. — Мне казалось, что силовики приближаются медленно — просто прогоняют и нападения не будет. Но когда мы были на проспекте Машерова и почти дошли до улицы Тимирязева, они побежали на нас. Мы с подругой были первыми, кого вытащили из толпы. И эта рана — результат удара со спины. Удара по отступающему, уходящему человеку.
Девушка добавляет:
— Я не встретилась взглядом с тем, кто меня бил. Но за это время видела разные глаза силовиков: и стеклянные, и свирепые, и растерянные. Я думаю, они такие же разные, как и мы. И, наверное, каждым из них движет своя мотивация. Но какой бы она ни была, я не нахожу этому оправдания. Ответственность за то, что происходит, — на них.
Аня признается, что в шоковом состоянии очень трудно понять, как действовать, чтобы не спровоцировать новый эпизод насилия, как защитить себя. Поэтому девушка рада, что рядом была подруга:
— Как я сейчас уже вспоминаю, мы пытались прикрыть и успокоить друг друга. Держали нас крепко, было похоже на задержание — и подруга стала просить отпустить. Один из силовиков сказал: «Отойдите к стене, а потом уходите».
В тот момент мало волновало, что у меня за рана. Больше беспокоило, не вернутся ли силовики. И страшно было посмотреть в ту сторону, куда они пошли: вдруг и это вызовет агрессию.
— Я даже не сразу поняла, что по лицу капает не дождь, а кровь. Только по взгляду подруги поняла: что-то со мной не так. Но успокоила ее: «Все в порядке, не волнуйся».
Мы с подругой зашли в соседний двор, и какие-то совершенно незнакомые ребята сказали: «Надевай капюшон, иди к машине. Сейчас поедем в больницу».
Они отвезли меня в БСМП, а потом сидели и ждали меня до глубокого вечера. Медики отправили меня на КТ головного мозга с подозрением на закрытую черепно-мозговую травму, однако серьезных повреждений выявлено не было.
Я сказала поначалу врачам, что травма бытовая и получена дома, но мне, конечно, никто не поверил. К тому же в это же время приезжали люди с похожими повреждениями. Медики написали как есть, мне их не в чем обвинять. Травма криминальная — это правда, и они обязаны о ней сообщить в органы.
Звонок из Следственного комитета Аню не удивил, но расстроил:
— Звонили пока именно по поводу моей травмы. Спросили, намереваюсь ли я писать заявление, и сказали явиться для беседы. Я очень расстроена и не знаю, как быть дальше. Иду на разговор в понедельник. Боюсь, что из, по сути, потерпевшей я быстро стану обвиняемой.
— Собираетесь брать с собой теплые вещи?
— Ой, а зачем вы меня пугаете? (Смеется.) Я думала, по-другому будет: сначала меня отпустят, а потом за мной придут. И я вещи успею спокойно собрать.
— Судя по тому, что вы боитесь, у вас всё в порядке с инстинктом самосохранения. Что заставляет выходить на марши?
— Для меня страшнее, чем попасть под дубинки и на «сутки», — видеть то, что происходит в стране. И я не только о насилии последних месяцев. Мне больно видеть пенсионеров, которые отсчитывают копейки в магазине. Больно видеть, как нас обманывают… Вы видели ролик 2 + 2 = 5? Так вот, как в этом ролике: я прекрасно понимаю и всегда понимала, что так быть не должно. И что я не буду об этом молчать. Почему? Да потому что! А страх… Мне страшнее сейчас пойти в ночной клуб — я там 15 лет не была, кто его знает, что там происходит. (Смеется.)
Да и надоело бояться, если честно.
Я много путешествую, и как-то в Иордании, где достаточно много блокпостов, меня остановил представитель полиции. И я сразу ощутила ужас. Хотя знала, что не сделала ничего плохого, даже скорость не превышала. Это просто триггер, страх, который сформировался за годы жизни здесь.
А он говорит: «Добро пожаловать в Иорданию! У вас всё в порядке?» — с улыбкой на лице. И я такая: «Чего? Серьезно? А так можно было?».
Наверное, только на четвертой такой остановке за время путешествия я открыла окно с улыбкой, понимая, что люди стоят здесь не для того, чтобы запугивать и унижать, а для защиты — моей, других людей, своей страны.
Аня делится: главная причина того, что она выходит на улицы, связана с ее близким человеком и событиями, которые происходили еще 10 лет назад.
— Моя бабушка, которой уже нет с нами, тогда боролась за правду. На первый марш я когда-то вышла с ней… И была свидетелем тому, как применяют грубую физическую силу к пожилому человеку. И чувствовала абсолютное бессилие. Такое же, как сейчас, когда видела разгон пенсионеров — эти видео меня просто разрушили, — признается девушка. — И тем не менее мне искренне жаль, что бабушка не дожила до этих дней. Не видит того, как сейчас консолидировался наш народ, как мы изменились.
Сегодня я верю, что все будет хорошо. И причина тому — люди, которых я вижу вокруг. Гораздо больше эмоций у меня вызывают моменты добра — начиная с раздачи печенек и автопомощи, заканчивая всесторонней поддержкой, когда с кем-то случается что-то серьезное.
Этот год дал мне ответ на вопрос: какие мы, белорусы? И этот ответ вызывает гордость, восхищение и оптимизм.