История нонконформизма в Беларуси официальный Минск не интересует. А взявшиеся за нее молодые исследователи уверены: можно быть свободным даже в самые жесткие времена.
Часто думают, что история гражданского общества в Беларуси началась с 1992 года, после того, как она стала независимой. Но зачатки гражданского общества существовали и в БССР, это не было сонное царство, считает белорусский историк Владимир Володин. Молодые исследователи, объединившиеся в группу «Кружэлка», изучают различные проявления нонконформизма в Беларуси в период между Второй мировой войной и временем перестройки. Официальная белорусская наука этим не интересуется и сегодня. На «круглом столе» в Берлине, организованным при поддержке Фонда имени Генриха Бёлля (Heinrich-Böll-Stiftung), историки представили результаты своих исследований. Параллелей с современностью в них оказалось удивительно много.
Тюрьма за портрет Ленина
На фоне соседних России и Украины Беларусь нередко представляется страной, где — за редким исключением — свое несогласие с властью любого уровня открыто не выражают. Кажется так не только сторонним наблюдателям, но порой и самим белорусам, которые зачастую не знают о традиции несогласия, открытых его проявлениях в советское время. «Конечно, таких случаев было меньше, чем, скажем, в Москве и Ленинграде, в Литве или на Украине, но они были — и не так уж редко «, — подчеркивает Владимир Володин. Отсутствие познаний белорусов в этой части собственной истории он объясняет тем, что ее замалчивали как раньше, так и сейчас. «То, что об этом не говорят, связано с общим уровнем академических свобод, а также свободы слова и собраний в Беларуси», — объясняет ученый.
Владимир ВолодинОн изучает студенческий нонконформизм. Как и в других республиках бывшего СССР, протесты студентов пресекались. В лучшем случае могли отчислить из вуза, в худшем — посадить. Так случилось, например, с двумя студентами Гродненского пединститута, которые в знак протеста против подавления «пражской весны» в 1968 году испортили портреты вождей в главном корпусе вуза. Их поймали, когда они зарисовывали портрет Ленина, за что студенты получили 3 и 4 года тюрьмы.
Обращения и приговоры
Были и другие формы выражения студенческого недовольства: демонстративное неучастие в субботниках и поездках «на картошку», публичные выступления, изготовление и распространение самиздата, листовок. Но чаще несогласие выражалось в Беларуси в форме написания коллективных жалоб и писем. В том же 1968 году студенты филфака Белорусского государственного университета написали обращение к вузовской администрации с требованием расширить употребление на лекциях белорусского языка. Несмотря на поддержку преподавателей, среди которых были и известные белорусские поэты Олег Лойко и Нил Гилевич, инициаторов акции из вуза исключили.
Исключением, профилактическими беседами в КГБ и шельмованием «виновных» на комсомольских и партийных собраниях закончилось и аналогичное обращение студентов философского отделения исторического факультета БГУ в 1981 году (на заглавном снимке — студенты этого отделения на занятиях в конце 1970-х — начале 1980-х). Они всего лишь внесли в деканат предложения по улучшению качества образования, в частности, предлагали создать студенческий комитет, который бы занимался этими проблемами. Но подобные комитеты в тот момент были не в чести: к их созданию как раз призывали диссиденты в Польше.
Один из исключенных, Олег Малащук, много раз пытался восстановиться в вузе. После очередного отказа он покончил с собой, выбросившись из окна главного корпуса БГУ в центре Минска. А вот четверокурснику Леониду Свердлову благодаря настойчивости и публичной поддержке однокашников удалось добиться смягчения «приговора»: исключение из комсомола и, как следствие, из университета, ему в конце концов заменили на строгий выговор с занесением в личное дело.
Полотно протеста
«В каждом городе есть свой сумасшедший, вот и у нас такой», — так заявил на одном из партсобраний именитый белорусский скульптор Заир Азгур об Израиле Басове, который вместо индустриальных пейзажей, прославляющих достижения БССР, писал картины с абстрактными городами и стилизованными фигурами без лиц. Разумеется, Басова не выставляли.
По словам историка Татьяны Сецко, в отличие от московских коллег подрывать режим, пусть даже эстетически, белорусские художники никогда не собирались, они просто искали свой собственный художественный путь. Таких коллективных художественных акций и подпольных выставок, как в Москве или Ленинграде, здесь не было. Попытки политизировать художественное творчество начались в Беларуси лишь в конце 1980-х. Тогда художник Алесь Пушкин получил свои первые 15 суток за акцию в память о Куропатах — месте захоронения жертв сталинских репрессий. Свою гражданскую деятельность с тех пор он не прекращал.
Татьяна СецкоПодобная биография и сегодня может стать в Беларуси препятствием для того, чтобы выставлять свои работы, по крайней мере, на государственных площадках. Так что условно разделить белорусское искусство на официальное и неофициальное можно и сейчас. Вот разве что эстетическим новаторством власть больше не напугаешь.
Хотя о мощных протестных движениях в Беларуси времен СССР говорить не приходится, отдельные проявления нонконформизма, по мнению исследователей из «Кружэлки», все же складываются в определенную картину. «Свобода совести, слова и поступков возможна даже в гораздо более узких рамках и сложных условиях, чем те, которые есть сейчас», — убежден Владимир Володин.