С Маргаритой поговорил 7NEWS, кадры с которой облетели в субботу вечером всю страну. Она рассказала, что из семьи репрессированных, диссидентов.
Звонок 47news 25 января застал Маргариту Юдину в автобусе — она возвращалась домой в Лугу, где живёт в частном секторе.
— Как вы оказались на площади Восстания вечером 23 января?
— Специально приехала.
— Это ваша позиция?
— Моя позиция — смена людоедской власти. На бытовом уровне — обнищание людей, из актуального — деградация медицины. Но самое страшное — это телевизор. Через пропаганду идёт натуральное зомбирование. Нужно обладать очень высоким IQ и критическим мышлением, чтобы не поддаться на это. Отсюда следствие: пассивность народа. Мол, стерпится, слюбится, лишь бы не было войны, а в 1990-е как плохо было. Ещё бы пещерные времена вспомнили.
— Откуда у вас такие взгляды?
— Они давно сформировались или на днях, после новостей о Навальном. Из детства всё. Я из семьи репрессированных. Прадед служил в Семёновском полку, охранял Зимний. Насколько я знаю, его убила матросня. Прабабушку привезли маленькой из Швейцарии. С другой стороны белогвардейцы, сгинули в лагерях. Родители у меня сироты. Я родилась в селе Большой Луг в Иркутской области. Мама там оказалась после эвакуации из блокадного Ленинграда. Когда вернулись, из-за немецкого происхождения в городе жить не дали, отослали за 101-й километр, в Лугу. (В этой части собеседница слегка запуталась в хронологи. — Прим. ред.)
— Вы хотите сказать, что в семье жили диссидентские, даже, как говорили, старорежимные разговоры?
— Мне не давали ни учиться, ни работать нормально. Отца в психушку сдавали. Он диссидентствовал, самиздатом увлекался. Говорят, даже Сахарова знал.
— Вы упомянули матросов. Так они вроде за лучшим миром на улицы выходили?
— Нет, нету в этом аналогии. Они не за лучший мир выходили.
— Как вы шли по жизни?
— Всю жизнь в Луге. Окончила 8 классов. Директор сказал: иди в поварское училище, я отказалась. Потом поступила на мехмат ЛГУ на заочное, побеждала в олимпиадах, но диплом мне не дали получить. Тогда же, в 18 лет, пошла на лужский абразивный завод уборщицей, потом лаборантом взяли на полставки. До недавнего времени работала делопроизводителем в воинской части, но потом была история с уголовным делом по статье «Клевета» — моего сына полицейские ни за что забрали. И меня уволили.
— Вы сейчас работаете?
— Репетитором подрабатываю по математике.
— Дети?
— Трое — 15-летняя девочка, 20- и 25-летние сыновья. Живём вместе.
— А отец детей?
— Сыновья от одного, дочь от другого. С первым десять лет прожила, со вторым три года. Где они сейчас — не знаю.
— Сыновья работают?
— Старший на базе отдыха подрабатывал, но там стали платить 5 — 10 тысяч, а работа тяжёлая — уволился. Средний диабетом три года назад заболел, получил инвалидность, потом её сняли.
По данным местной администрации, до 2011 года дети Юдиной ходили в школу. Потом она с ними уехала в Германию. Вернулась в 2017 году, с этого же года семья состоит на учете органов опеки. Старший сын получает инсулин по льготе.
— Детей у меня хотели отобрать, мол, семья неблагополучная. Еле успела уехать с ними. В Германии по знакомым скитались, я переводами на жизнь зарабатывала. Вот фото из Германии.
— Какой ваш семейный бюджет?
— Десять тысяч на четверых. Денег никогда не было особо. Помню, с грудным сидела, а старший, 10-летний, воду людям носил за рубли.
— Что едите?
— Картошку и хлеб. Ещё кредиты на мне. Один — в Сбере на 60 тысяч, по нему уже приставы работают, второй — на столько же в «Райффайзене».
В разговоре Маргарита, вздохнув, вскользь упомянула: «Мы кровати все стащили на кухню, так спать теплее, весь дом не протопить».
— Где вы одежду берёте? Дочь же школьница?
— Дочь в школу не ходит, боже упаси, — учится дистанционно в голландском колледже. Помню, как у меня сына в школе травили, били, что нищий, в моих женских кроссовках пришёл.
— Бесплатно учится?
— Да. А одежду… кто чем может помогает.
— Поговорим про позавчера?
— Я им говорю: отпустите. Они же, как птенчики, стояли, ничего плохого не делали, а тут эти коршуны налетели. Потом летит нога, а дальше всё в тумане. Очнулась в больнице, но всё равно толком не понимала, полушоковое состояние.
— Как насчёт извинений полиции?
— За него целый день просили. Из реанимации меня в палату перевели, чтобы полковник мог прийти и женщина с ним, Вера Юрьевна. Уговаривали простить, он, говорят, самый лучший. Но тут же дело не в моём прощении, мог любой на моём месте оказаться. Это же не личный наш с ним конфликт. Потом корреспондента 78-го канала запустили, я растерялась. Вообще я человек мягкий — простила. А теперь вот думаю, что надо было мне сказать: когда всех политзаключённых выпустите, и Алексея Навального тоже, тогда и прощу.
— Когда вы стали следить за его публичной позицией?
— Год 2011–2012-й. Но я не фанатик, этим не страдаю.